top of page

Кисель

(Семь сказок)

На реке стоит селенье.

А дорога вдоль села

для удобства населенья

серой лентой пролегла.

 

Ребятня по ней играет,

бабы ходят за водой.

Сто домов, где проживает

люд крестьянский, трудовой.

 

В лес течёт река, к озёрам.

Скот пасётся у реки.

За уловом в край озёрный

ходят наши мужики.

 

Дом, наличники резные,

палисадник. Под окном

сад, где вишни. Выходные.

Слышен колокольный звон.

 

Расстегнул рубашки ворот –

век живи, не умирай,

И хорош, и сердцу дорог

примечательный мой край!

 

У лесочка на опушке,

где, журча, ручей течёт,

умудрённая старушка

тем, что Бог послал, живёт.

 

Дом её давно примечен.

Сговорившись меж собой,

слушать сказочки под вечер

дети к ней идут гурьбой.

 

В помощь ей воды наносят,

затопить помогут печь,

уважительно попросят,

чтобы та держала речь.

 

Усадив гостей на лавку,

бабка, дабы угостить,

им с медовою приправой

станет вкусности варить.

 

На печи котёл с водицей

закипает. Между дел,

воркованьем голубицы,

голос сказочный запел:

 

«В нашей речке хороши

Краснопёрки и Ерши.

Окуньки, Плотвички

плещутся в водичке.

Под корягой в глубине

водит усом Сом во сне.

Щука вышла на прогулку

понырять по закоулкам,

поразмяться и в пути

повкусней поесть найти.

Притаившись, Щука ждёт,

видит: крадучись, плывёт

Карасишка на стремнину,

чтоб погреть на солнце спину.

Только это не финал,

Щука видит: задремал

Окунёк, блестит в воде

и не знает о беде.

Тут от жадности сослепу

Щука хвать приманку эту.

На блесну она попалась,

долго в руки не давалась.

Видя всё, Карась-обжора

разгулялся без надзора.

Он молчком, молчком

поскорее за кормом –

цап, хватает червячка,

не заметив в нём крючка.

Показав мне свой улов,

очень метко рыболов

про добычу пошутил:

«Самых жадных наловил!»

 

 

Тут хозяюшка, из плошки*

бросив ягод в кипяток,

прервала рассказ. И ложкой

к ним добавила медок.

*Плошка - плоский круглый сосуд из глины, расширяющийся кверху; миска, чашка.

 

Чередой вторая сказка.

Непоседа, подожди.

Это сказка для завязки,

А другая впереди.

 

«На ночь глядя, у посёлка

гармонист увидел Волка.

Волк надменно засмеялся:

«Всё, голубчик, доигрался!

Я сожру тебя с гармошкой».

«Людоед, остынь немножко.

И раз так, позволь, Волчара,

мне сыграть аккордов пару?

Да и ты,сейчас со мной

под гармонь страданья спой

В самый раз пора настала -

будь, зверюга, запевалой».

Волк согласен: «Раз уж так,

будем петь – играй, чудак!»

Стал он выть, сглотнув слюну,

глядя в небо на луну.

Крик – в посёлке люд поднялся.

Псы бегут – Волк растерялся,

плюнул с горя – и бежать,

от погони хвост спасать.

А мужик запел частушку

по пути к своей избушке:

«Пироги пеки пирожник,

сапоги тачай* сапожник,

а на скрипке не играй,

клиентуру не пугай.

Ты играй, играй гармонь,

ты играй, гармоница.

Волк-разбойник от погони

псиной в чаще скроется».

Детям ясно: без смекалки

нелегко на свете жить,

ну а если есть смекалка –

можно жить и не тужить.

 

А бабуся помолчала,

лишь минутку пождала

и другой рассказ с начала

для детишек завела:

 

«В доме, где жил старичок, –

Тараканы и Сверчок,

оценив тепло, уют,

для себя нашли приют.

Забежав к Сверчку за печь,

Таракан заводит речь:

«Я хочу тебя спросить,

почему меня прибить

так и хочет старикашка,

а к тебе он добр, букашка?

Помолчав, Сверчок сказал:

«Дело в том, что ты нахал!

У тебя друзей не счесть –

чтоб харчи у деда съесть,

с ними шастаешь повсюду,

гадя в пищу и в посуду.

И ещё хочу сказать:

деда надо ублажать.

Я ему, к примеру, сам

напеваю по ночам».

Любопытно прусачку,

он – скорее к старичку,

чтобы старого спросить,

чем он может угодить.

Дед же сразу без разбора,

башмаком ударил вора,

бормоча: «Ну, наконец

я прибил тебя, наглец!»

Поговорку для финала
посчитайте за совет:
в ком добра нет,
в том и правды мало.»

Ложка варево мешает.

Пар клубится над котлом.

Женский голос напевает –

дух чудес в избе кругом:

 

«У курятника Лисица

хочет птицей поживиться.

Подползла Лиса, глядит:

Пёс на привязи сидит.

Пёс привязан – что бояться?

Можно ёрничать, смеяться.

«Псина, злобою хрипи,

лай и прыгай на цепи.

Посмеюсь я, а потом

будет в птичнике погром.

Вот хозяева придут,

трёпку сторожу дадут.

Жаль, уж мне не посмотреть,

как по шкуре ходит плеть».

Хищник – к Курам, только там

лапой угодил в капкан.

Пёс стал лаять, заливаясь,

над плутовкой издеваясь:

«Вон хозяин мой идёт!

Лисий мех его здесь ждёт».

Сей рассказ – наука, чтобы

каждый мог, коль будет злоба,

пыл немножечко унять,

есть ли в злобе толк, понять»

фон1.jpg
Рыбалка новая.jpg
фон3.jpg

ПРОДОЛЖЕНИЕ
*   *   *

В этот раз уже старушка,

чтоб кисель тягучим стал,

размешав с водой, из кружки

в смесь добавила крахмал.

 

Отхлебнув кисель из ложки,

убрала приправ запас.

Сев за стол, поджавши ножки,

продолжает свой рассказ:

 

«На селе косарь имел

ишака для всяких дел,

нужным навыкам учил.

Тот, увы, растяпой был.

Незадачливый ишак

делал всё, но только так,

что потом от этих дел

неприятности имел.

Ишака сельчане звали

Ишей, вкусным привечали.

Он в ответ им был готов

наколоть для печки дров,

вымыть пол, помыть посуду.

Но ему, однако, всюду

говорили: «Нет нужды.

Нет тебя – и нет беды!»

Лето знойное бежит,

на луга косарь спешит.

Ишу он берёт с собой.

Друг с граблями за косой

будет травку ворошить

и на солнышке сушить

заодно, чтоб целый воз

в дом себе травы привёз.

Выбран вызревший лужочек.

Говорит мужик: «Дружочек,

не ленись, запомни: надо

грабли ставить только рядом

с прочим всем инвентарём,

и зубцами вниз притом».

Вечерело. И пора

отдохнуть, сев у костра.

Недотёпа, как на грех,

положил зубцами вверх

грабли в травку. В темноте

наступил на грабли те.

Грабли сразу тут как тут –

по губам беднягу бьют.

Больно! Стыдно! Не убрал

Иша грабли. Не орал

он от боли, а терпел,

вечерять* скорее сел.

Аппетит какой уж тут,

если есть опухлость губ...

Костерок едва горит.

Ише старший говорит:

«Ты, поди, устал, дружище,

отдохни-ка после пищи

на подстилке, где стожок».

Спать отправился дружок,

сделал шаг, потом другой.

Снова грабли под ногой.

Он ступил… И те как раз

лупят палкой в левый глаз.

Больно, слёзы… И ишак,

растирая свой шишак,

пробурчал, как на врага:

«Будь ты проклята, нога!»

Боль стерпел, не заорал,

всё же грабли не убрал.

Боль утихла, он зевнул,

лёг на травку и уснул.

На траве пока роса –

звонко трудится коса.

Рано сено ворошить.

Ишаку куда спешить?

Иша спал, пока всё тело

от тепла не разомлело.

Пробудившись, он зевнул,

встал, помялся и шагнул

на пучок травы копытом,

и опять был палкой битый.

Грабли лупят третий раз

недотёпу в правый глаз.

Иша в крик: «Сюда! Сюда!

У меня стряслась беда!»

Подошёл мужик, глядит –

а помощник-то избит.

Ну, какая тут работа,

если есть теперь забота –

Ишу пестовать, лечить,

уму-разуму учить:

надо делать так и так.

Головой кивал ишак.

А поскольку неумеха

для работы стал помехой,

сам косарь, запрягшись в воз,

недотёпу в дом повёз.

Время шло. Уже в помине

косаря нет, но поныне

про него и ишака

по селу идёт молва».

*Вечерять – ужинать.

Время. С варева старушка

ложкой пеночку сняла.

И половником по кружкам

деткам вкусность налила.

 

Бабка хитро посмотрела:

кто спешит язык обжечь.

Подождать она велела

пить кисель, продолжив речь:

 

«Распахнул Амбар ворота.

У него одна забота:

жарким летом до зимы

просушить свои углы.

Для тепла Амбар открыт.

Тополиный пух летит,

и пушинки ветерок

собирает в уголок.

Постепенно день за днём

пух покрыл Амбар ковром.

Видя пух, Амбар серчал

и напуганно кричал:

«Мой хозяин дорогой,

поскорей меня закрой!

Приберись, не дай Бог, вдруг,

спичку бросят где-то в пух.

И ковёр пороховой

станет огненной рекой.

Сушь-пожар! Погибну я

в страшных муках от огня…»

Обстоятельства конкретно,

наполняясь незаметно

мало-мальской ерундой,

могут вылиться бедой.

Про Амбар мне рассказать

вам пришлось для ясности:

просто надо соблюдать

меры безопасности».

фон.jpg

Злобу, жадность, лихоимство,

разгильдяйство в прошлый раз

осудив, про подхалимство

в заключение рассказ.

 

«В волостном правлении*

всем на удивление

был, увы, не заменим

писарчишка-подхалим,

хоть его каракули,

кто читал – все плакали.

Расшифруй – ошибок тьма,

но зато, не от ума,

всякий раз Подхалимажкин

сыпал перец на бумажки.

Старшина, когда их брал,

обязательно чихал.

«Будьте здравы!» – в такт учтиво

писарь клонился красиво,

заучив заранее

тексты пожелания.

Вот одно из них, к примеру:

«Я желаю Вам-с карьеры,

счастья, радости в семье,

денег тёще и жене,

никогда всем-с не болеть,

что желаете-с, иметь!»

Старшина лесть обожал –

с наслаждением чихал.

Писарь мог и сам чихнуть,

нос бумагой промакнуть.

Для чего лист ловко мялся.

Люд крестьянский удивлялся:

«Скоморохи! Это грех –

превращать работу в смех!»

*Волостное правление было установлено

крестьянской реформой 1861 года. Делами

волостного правления ведали старшина и особенно волостной писарь, зачастую единственный грамотный человек.

Эти сказки, без сомненья, –

о невежестве глупцов,

о пороках поведенья

и смекалке мудрецов.

 

За окном давно стемнело –

ребятне пора домой.

И рассказчица успела

им урок закончить свой:

 

«Пейте мой кисель медовый.

Завтра с клюквой будет новый.

Балалаечный хорей

тренькал в такт трёхструночки,

словно пляшет. Он согрел

прибауткой-шуточкой.

Рассказала сказки-байки

в ритме русской балалайки.

Три прихлопа, два притопа.

Где усталость, где забота?

Тот, кто может, для души

тоже сказку напиши».

 

На реке стоит селенье.

А дорога вдоль села

для удобства населенья

серой лентой пролегла.

 

Ребятня по ней играет,

бабы ходят за водой.

Сто домов, где проживает

люд крестьянский, трудовой.

 

Наш родной народ гордится

тем, что сказками богат.

Много значимых традиций.

Тем, что любо – дорожат.

bottom of page