Всегда рядом с вами!
СКАЗОЧНИК
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ
мобильная версия
БЕРЁЗА
В Петербурге, в маленькой квартире,
в доме на девятом этаже,
где с вдовой детишек двое жили,
свет горит, хоть за полночь уже.
Возомнив, что я для Зои нужен,
подарив французские духи,
мне случилось стать ей на ночь мужем,
ведь я набивался в женихи.
Близостью тогда мне душу грело.
Я познал: для ласки с мужиком
поливает Бог вдовицы тело
для любви особым молоком.
Зоя-жизнь прекрасней всех на свете!
Чем угодно ей готов помочь.
Не беда, что не мои с ней дети,
с ними я связать судьбу не прочь.
Припоздниться повод есть конкретный
всей семье: у торта и конфет
пчёлами летают семилетний
мальчуган с сестрицей пяти лет.
Детям губы женские шепнули:
«Поздно, вам пора, галчата, спать.
Я вам для того, чтоб вы уснули,
буду тихо сказку напевать».
Дети улеглись в своих постелях
и, не шелохнувшись, ждут, о чём
мама им расскажет. Т-ссс… Запели
вдовьи губы горным ручейком.
Глава 2
– В славном тридесятом королевстве,
всем на диву, благородный князь
выбрал деву на взаимном чувстве, –
так с напевом зазвучал рассказ.
Церкви, заливались перезвоном.
Созывали всех на мёд хмельной
в убранные к празднику хоромы
молодец с красавицей женой.
Образы пусть нарисуют грёзы.
Любонька - пером не описать.
Стройная красавица берёза, –
образно, вздохнув, сказала мать. –
Длинные ресницы молодицы
распахнули с зеленью глаза,
на плече упругая косица.
В золоте серёжек бирюза.
По волнам с гостями в хороводе
девица лебёдушкой плыла
так красиво, что потом в народе
о её красе пошла молва.
Свадьба отшумела. В теремочке
князь с княгиней счастливо живут,
словно небеса весной цветочка,
от своей любви ребёнка ждут.
Наконец-то день такой подходит,
и княгиня сына родила.
Вся семья от люльки не отходит,
чтоб любовь для деточки была.
Каждый день в святом семействе дружен.
Через два годка супруга в ночь
родила ещё, на радость мужу,
чудную, блондинистую дочь.
– Мамочка! А как детишек звали? –
прерывая сказочный рассказ,
сын спросил. – Танюшенькой и Ваней, –
Зоюшка ответила. – Как вас.
Князь однажды утречком в субботу,
взяв копьё и щит, на лошадь сел,
и поехал к лесу на охоту –
защитить от вепря свой удел.
Через три денёчка сиротливо,
без него, с понурой головой,
изредка потряхивая гривой,
только лошадь приплелась домой.
Князь пропал. Супруга в горе билась,
мужа за околицей ждала,
в сарафаны без нужды рядилась
и кукушкой милого звала.
– Мамочка, вернётся ли к княгине
и детишкам запропавший князь? –
на тяжёлый Зоин вздох вдруг в сыне
к ней вопросом боль отозвалась.
– Спите, детки. Мягкая подушка,
одеяльце тёплое, кровать
вам подарят сон. На правом ушке
надо, притаившись, счастье ждать. –
Напевает матушка. – Недели
сплетены из маленьких забот.
Журавлиным клином дни летели.
Пролетел и в сказке целый год.
Родничком печаль семьи струилась
и текла, текла, текла, текла.
Ждать нет мочи. Женщина решилась
и лошадку вскоре запрягла,
посадила деток к ней на холку,
села по-мужицки на седло,
и на поиск мужа из посёлка
тронулась с мольбой, чуть рассвело.
Цокают у лошади копыта.
Путников везёт лошадка в лес,
через поле, тропкой незабытой,
где охотник год назад исчез.
Баюшки-баюшки, спите, дети.
В лес волшебный тропочка ведёт.
К путникам протягивая ветви,
Леший погостить к себе зовёт.
Кто бывал в лесу, тот верно знает,
что хитрец умеет пошутить,
злюка заплутавшего, пугает,
может даже вовсе погубить.
Так он горемык загнал в чащобы:
бурелом – лошадке не пройти;
хитростью коварной сделал, чтобы
в зарослях дороги не найти.
Уф-уф-уф! От страха кровь застыла –
голосом вздыхающей совы
чудище болотное завыло,
для потехи дёргая кусты.
Вот и ночь. В ветвях луна гуляет.
Каждый шорох беспокоит слух.
С лошади наездники слезают
и от страха переводят дух.
Путники на мягкий мох присели,
поделили припасённый хлеб.
То, что в пищу Бог послал, поели
и легли, обнявшись, на ночлег.
Спящее семейство лес баюкал,
сонным покрывалом согревал.
Где-то на болоте филин ухал,
будто бы Кикимор созывал…
Дремлют звёзды. Засыпает сказка.
Сны, как листья леса, шелестят.
Персонажи спят, зажмурив глазки.
Зоя спит, и дети тоже спят…
Глава 3
Много лет прошло с той славной встречи
разрастается моя семья
есть свои у Вани с Таней дети,
выросла и Люба – дочь моя.
С Зоей нашим внукам ангелочкам
дарим теплоту своих седин –
самолично ягод и грибочков
наберу всегда в гостинец им.
Летняя прекрасная погода
сказкой на прогулку манит в лес.
Там люблю я утречком с восхода
побродить под тайнами чудес.
До полудня из лесной глубинки
выйду, и тропинка приведёт
в красоте цветочной по ложбинке
на пригорок, где берёза ждёт.
В сердце раздаются отголоски,
видя, как она среди ветвей
две похожих тоненьких берёзки
укрывает словно мать детей.
Тут покроет изумрудным светом
тень, берёзок кроны шевелит
ветерок, листва на ветках
будто от волнения дрожит.
Блаагодати у природы просим,
зная, что конечно же всегда
чередой за летом будет осень,
а за ней – зима и холода.
Трудно ли представить мне метели,
обжигая, хлещутся они;
и терпенье в зимние недели
заплетает ледяные дни.
Душу режет колкая пороша.
От неё занудностью мутит,
и внатяжку ситцевая кожа
с резкой болью, трескаясь, трещит.
Я прилягу в курточке походной
и на ствол белёсый обопрусь:
белизну – следы зимы холодной –
на себе оставить не боюсь.
Можно ли из слов сшить душегрейку?
Я, деньков погожих пастушок,
о любви сыграю на жалейке
и сплету из музыки венок.
Будет много красок акварельных
на эскизе жизненном моём,
и они меж «берегов кисельных»
потекут «молочным ручейком».
Вспоминай родимые напевы,
тренькай балалаечный хорей,
песней о белёсой Королеве
душу мне немножечко согрей.
Жажду утолю её слезинкой,
а потом берёзу обниму
и, щекой почуяв холодинку,
умоляя, ветер попрошу:
«Миленький, для дождичка, крылами
потряси в лазури облака
и станцуй на поле с васильками
для меня с любимой трепака.
Пусть проснутся запахи хмельные,
чтоб в цветах мохнатые шмели,
выедая соки полевые,
стереосозвучья завели».
Послесловие
В баню русский мужичок
из берёзы веничек
для парилки выбирает,
хворь из тела выгоняет,
хлещет спину и живот,
и мурлычет, словно кот.
Листья ласковой «девицы»
гладят ноги, ягодицы.
В чистой баньке ждёт полок.
Свежий веник в кипяток
замочить положит в кадку,
что бы пах он терпко, сладко,
приложив к лицу листвой,
запах девы молодой
ощутит. Плеснёт отвару
в печь на камни – вдоволь пару!
Жар-купель, путь позади…
Крест серебряный к груди,
прилипая, тело жалит.
Белый, чёрный ангел парил?
Всё прошло. Мужик спешит,
взяв подарки от души,
к той, что ждёт и лаской примет,
для него покровы снимет,
лаской нежной опьянит,
всё поймёт и всё простит,
лишь смахнёт с ресницы слёзы.
Скажет он: «Моя, Берёза, –
и в объятиях огня,
ей добавит, – жизнь моя!»